Охотник и глухарь

Продолжение. Старый глухарь и опытный певун усаживается с большим шумом, смело, в центре будущего тока, и по прилете обязательно крякнет, а то и запоет; молодежь же садится робко и стараясь не слишком шуметь, чтобы не привлекать внимания стариков, ревниво оберегающих свои участки и забивающих в утренней драке более слабых молодых кавалеров.

При хорошей заре некоторые петухи начинают сначала пощелкивать, а заем и петь; лучше с вечера певунов не тревожить, чтобы не портить утренней охоты и удобнее ориентироваться с вечера, хотя вполне возможна охота и вечером, особенно при редком расположении петухов.

Запомнив расположение прилетевших глухарей и сообразив план утреннего подхода, охотник осторожно отходит к месту ночлега. Нет надобности располагаться с ночлегом очень далеко от токовища. Мне случалось в полуверсте от тока вечером стрелять на тяге вальдшнепов, и не замечалось утром какого-нибудь беспокойства в поведении игравших глухарей. Однако, осторожность и воздержание от громких звуков и выстрелов в близком соседстве с током очень полезны.

Утром, когда восток значительно побелеет и ночная тьма ослабнет, охотник может придвинуться к току заблаговременно, до начала игры, с таким расчетом, чтобы прийти до пролета первого вальдшнепа; однако, никоим образом не следует подходить настолько близко к току, чтобы глухарь мог услыхать шум или треск, которых ночью ни при какой осторожности не избежать, Перед началам тока глухарь сидит, чутко насторожившись, и, заслышав подозрительный треск, долго воздерживается от песни, издавая вместо нее лишь редкое отрывистое щелканье: «тек».

Иногда, напугав, сам того не зная, нечаянным шумом ближайшего глухаря до начала игры, охотник, определив по всем признакам, что игра должна уже начаться, двигается по току, и только шум крыльев слетевшего ближайшего токовика доказывает ему допущенную неосторожность и пугает остальных певцов.

Подход и подслушивание песни можно начинать спустя некоторое время после пролета одного-двух вальдшнепов¹. Для меня, по крайней мере, со времени прилета вальдшнепов — пролет второго вальдшнепа всегда служит сигналом к выходу.

Самая песня глухаря, как известно, состоит из двух частей: щелканья, которое может быть передано (весьма условно и только приблизительно) слогами «те-ке» с ударением на втором, и щебетанья, в которое переходит все учащающееся щелканье; щебетанье (продолжающееся всего 3-4 секунды), по моему, совершенно непередаваемо и тем менее изобразимо письменно; когда его слушаешь вблизи, то в нем слышится и «стрекотанье», и «точенье», и «хрюканье», и еще более подозрительные и неприличные звуки. Недаром Куприн об этих звуках говорит: «Никогда в жизни, ни раньше, ни впоследствии, не слыхал я ничего более странного, загадочного и волнующего, чем эти металлические, жесткие звуки. В них чувствуется что-то допотопное, что-то принадлежащее давно исчезнувшим формациям, когда птицы и звери чудовищного вида перекликались страшными голосами в таинственных первобытных лесах». (Куприн, «На глухарей»).

Поэтому я воздержусь от передачи этих звуков, а порекомендую молодым охотникам попросить более опытных товарищей хотя бы приблизительно передать только ритм этой песни².

Итак, дождавшись пролета одного-двух вальдшнепов, охотник, тихо и осторожно ступая, двигается по направлению токовища, время от времени останавливаясь на минуту и прислушиваясь. В тихую погоду в глубокой тишине раннего утра, когда еще все почти обитатели леса спят, когда слышишь даже шум крови в ушах, — песню глухаря, особенно конец щебетанья, можно услыхать довольно далеко, но, к сожалению, все же на таком расстоянии, на котором и глухарь может расслышать неосторожный треск или шум (шагов на 200-300). Позднее утром слушать мешают посторонние звуки: пенье проснувшихся пташек, из которых иные заканчивают свою песню трелью, очень похожей на отдаленное стрекотанье глухаря; случается принять за него журчанье ручейка, смешанное с иными звуками пробуждающейся природы; однажды я долго не мог расслышать игры из-за поминутного рявканья диких козлов, перекликавшихся шагах в 50 от меня. Одним словом, научиться во время «услышать» глухариную песню не только среди голосов леса, но и в полной тишине ночи, — дело не особенно легкое и требующее опыта и хорошего слуха.

Иногда, начиная подход к току, после предварительного подслуха вечером, охотник бывает в недоумении: по его расчетам, глухари должны давно уже петь, идет он по направлению к тому месту, где с вечера сел глухарь, и уже близко к нему, а песни не слышно. Это может произойти от того, что сел-то тут глухарь молодой, который или вообще не будет играть, или заиграет позже, и неумело и вяло, и охотника к себе не пустит; в таком случае лучше его тихонько обойти и обследовать другие места посадки глухарей. Мне случилось однажды попасть в такое положение: с вечера я насчитал вокруг себя шесть посадок; вышел осторожно уже в полной темноте с тока, так же вернулся с ночлега, бесшумно пробрался на то же место, но на заре не услыхал ни одного звука песни; только отойдя шагов на сто от места подслуха и пройдя несколько пунктов посадки глухарей, я услыхал одного поющего глухаря, которого и взял. Обходя снова ток на восходе солнца теми же местами, что и в утреннем полумраке, я согнал несколько штук молодежи, молча сидевшей на своим местах и лишь изредка издававшей звуки, похожие на звуки рвоты.

Услыхав песню, охотник может двигаться к токовику. Тут не следует ни торопиться, ни действовать необдуманно. Прежде всего до и во время подхода следует проверять, чисто ли ведет свою игру глухарь, не устраивает ли он подвохов; а подвох может заключаться в том, что, участив щелканье, в самый тот момент, когда оно должно перейти в щебетанье, глухарь замолкает, и разиня — торопливый охотник, уже напрягшийся для прыжка, силясь от него удержаться, валится в болото, ломая сучья и тонкий ледок и вознося проклятья не в меру умному токовику, который уже шумит своими могучими крыльями; в лучшем случае хитрость приводит к тому, что охотнику, удержавшемуся от шума, придется некоторое время посидеть или постоять в неудобной позе до боли во всем теле, слушая, как глухарь изредка лишь пощелкивает: «те-ке», «тек», пока снова не заведет песни.

Попадаются еще иногда глухари, очевидно, старые и пуганые, которые очень недолго играют на одном месте, а поминутно, без всяких видимых причин, перелетают с одного дерева на другое и могут измучить охотника до того, что ему остается только плюнуть и искать другого: только начнешь подход, наметив удобный путь, а уж глухарь сорвался со своего дерева и иногда через голову охотника летит на новое и, только успев усесться, сразу начинает песню, чтоб через 2-3 минуты снова переменить место.

Вяло играющих глухарей может оживить прилет и клохтанье глухарки, а иногда удается сделать это (говорят) и охотнику с помощью удачного подражания глухариной песне (обухом ножа по стволу ружья).

В промежутки между песнями глухарь и видит, и слышит очень хорошо, а, по словам Брема, видит он и во время песни³, и потому подход должен начаться тогда, когда охотник наметил себе путь с таким расчетом, чтобы все время при подходе иметь какие-нибудь прикрытия, хотя бы кустик травы или тонкий ствол дерева, за которыми можно было бы стоять или присаживаться на моменты перерыва песни. Только при густой темноте мощно идти, не прикрываясь.

Скакать порывисто и быстро громадными прыжками совершенно нет надобности, и следует это делать только для перепрыгивания больших открытых пространств; под прикрытиям, когда к тому же охотник уверен, что глухарь его не слышит, можно по хорошему грунту идти и не под песню.

Вообще же правильнее поступать так: при начале щелканья наметить ближайшее прикрытие, к которому можно бы встать вплотную, и с момента, когда участившееся щелканье переходит в щебетанье, сделать шага три, стараясь ими покрыть все расстояние до прикрытия, с тем, чтобы в момент остановки услыхать конец щебетанья. Когда птица близко, то в какой бы позе, в каком бы месте ни застало охотника окончание песни, к моменту молчания и во время щелканья птицы охотник должен быть недвижим, так как неподвижные предметы меньше внушают подозрений, а движение замечается, даже когда на движущийся предмет не смотришь. Особенно нужно охотнику прятать от глухаря свои глаза, живой блеск которых птица различает очень быстро.

Если охотнику удалось разглядеть глухаря издалека, что возможно при благоприятных условиях (напр., на свету или на фоне зари в редком лесу), то подход значительно облегчается.

Итак, удачно выбрав (хотя бы и извилистый, и далекий, но с прикрытиями) путь, охотник подходит к токовику. Остается разглядеть его и стрелять. И первое, и второе имеет свои трудности. Не всегда, даже стоя в 10-15 шагах от токующего глухаря, легко его разглядеть, руководствуясь только песней; благодаря ли особенностям самого звука, или потому, что во время песни глухарь в движении и ходит по суку и поворачивается вокруг себя, — только иногда бывает очень трудно определить направление песни, настолько трудно, что не знаешь: на дереве глухарь или на земле. Звуки песни кажутся несущимися то с одной стороны, то с другой, то сверху, то снизу; то тише, то громче; изменение силы звука особенно заметно тогда, если глухарь играет на полу, так как в этом случае он все время ходит, напыщенный и важный, постоянно поворачиваясь и закрывая от охотника свою голову высоко поднятым хвостом или скрываясь за кустами и деревьями; правда, токуя на полу, он иногда взлетает над землей, хлопая крыльями, и, снова опустившись на пол, бежит, захлебываясь песней; в таких случаях хлопанье крыльев облегчает охотнику нахождение птицы; но, с другой стороны, ему следует быть осторожным и иметь хорошее прикрытие, ибо, меняя все время место, глухарь может зайти с такой стороны, с которой легко оглядит его. Мне не стыдно перед опытными охотниками признаться, что мне случилось однажды в темноте густой не вырубленной кулиссы⁴ после долгих минут недоумений ударить в пень, провинившийся передо мной разве лишь тем, что попал он мне на глаза в тот момент, когда напряженный взор мой затуманился, и перед ним пошли круги, так что все предметы начали двигаться. Так как после выстрела песня замолкла надолго, то я пошел поднимать убитого глухаря; однако, при первом же движении с сосны в 10 шагах от меня сорвался настоящий певец, а заряд оказался в старом пне.

Знаю старого охотника, который ударил по желне, не во время зашевелившейся в густой траве как раз по направлению песни.

Кроме досады и личной обиды да повода для шуток товарищей такие случаи никаких последствий не имеют, а вот один случай в моей практике дал мне много горьких минут и испортил охоту. Подойдя под песню к густой ели, на которой играл глухарь, я начал тщательно изучать ее, стоя против зари, но птицы обнаружить не мог и начал обходится ель крутом (было еще очень темно), в момент, когда я стоял на открытом месте, глухарь сорвался с дерева и почти тотчас же, опустившись на пол, на то место, где я только что перед тем стоял, запел без перерывов. Боясь, что певца разглядит меня на фоне побелевшего неба, я напряг свое зрение и, различив шевелящееся серое пятно в направлении песни, под песню выстрелил; раздалось хлопанье крыльев, и все смолкло. Но когда я с удовлетворением подошел, чтобы поднять убитую птицу, на земле нашел убитую наповал глухарку и полное отсутствие следов глухаря. Это несчастье так на меня подействовало, что я, проклиная случай, прикрыл сухими листьями под кочкой свою добычу и тотчас же ушел с тока, а, придя на стоянку, немедленно уехал домой.

Чтобы максимально обеспечить возможность разглядеть во время птицу, следует: во-первых, подходить по возможности по направлению к заре, чтобы на фоне неба отчетливо вырисовался силуэт птицы; во-вторых, не торопиться стрелять наудачу, а попытать прежде обход дерева или отход от него и тщательно исследовать не только деревья, но и землю. Качание веток, на которых все время движется возбужденная птица, помогает определить ее положение в густых деревьях, и не раз выстрел, посланный в гущу дерева в место, теоретически определенное лишь по качанию веток, давал хороший результат.

При осмотре деревьев не следует пренебрегать ни одним хвойным деревом (на лиственных деревьях глухарей во время игры я почти не видал) даже маленьким: бывают случаи, когда упорно ищешь птицу — и не находишь — на крупной присадистой сосне и неожиданно находишь ее на низенькой тонкой сосенке, которая лишь чудом удерживает на себе грузную птицу.

Охотник, случайно ставший под самым деревом, на котором играет глухарь (а это по ошибке делают, и чисто), иногда может об этом узнать по гостинцу, посланному птицей, желудок которой во время игры, так же, как и все остальные части организма, приходит в возбужденное состояние и становится очень деятельным.

Стреляя, нужно помнить, что глухарь очень крепок на рану. Поэтому лучшие выстрелы будут на расстоянии во всяком случае не свыше 50 шагов в голову или в бок по крылу, тогда как выстрел в зоб или зад сплошь и рядом только калечит птицу, не отдавая еще ее в руки охотнику. Если охотник неудачно подошел и не может наверняка бить, лучше отойти под песню на другое более удобное место.

В моей практике был случай, когда я при высоко стоящем солнце подошел на 15 шагов к сосне, на которой играл глухарь, и, налюбовавшись на красивую птицу и прослушав десяток песен, ударил ее, надеясь на близкое расстояние, без достаточно точного прицела, в грудь; каково же было мое изумление, когда глухарь сорвался и стрелой полетел вдоль покоса. Только мое твердое убеждение в невозможности промаха заставило меня сейчас же броситься вслед за скрывшийся из глаз птицей, и в 150 шагах от места выстрела я нашел ее уже бездыханной.

Наблюдения опытных охотников говорят, что раненый глухарь обычно летит низом, выбирает открытые места и садится на землю, тогда как нетронутый поднимается выше и садится затем обязательно на дерево; насторожившись, сидит молча и только в редких случаях в это же утро возобновляет игру.

Стрелять следует всегда под песню, то есть во время щебетанья, так же, как и вообще издавать всякие звуки, вроде щелканья курками, кашля (в шапку), вплоть до громкого разговора по душам с конкурентом охотником, одновременно с вами подходящим к одному и тому же глухарю. Бывают случаи, что чистые промахи под песню при грубых ошибках в определении цели, — вроде выстрела в пень, когда глухарь сидит над головой охотника, или выстрела в густую ветвь выше или ниже действительного глухаря, — не только не гонят глухаря, но и не прекращают его песни. А винтовочных выстрелов под песню глухарь может, мне кажется, выдержать столько, сколько у охотника найдется патронов, лишь бы выстрелы не задевали птицу. Однажды, приехав на ток с одним лишь Теллем (кал. 32-20), я подошел совсем еще затемно под громадную сосну в кромке ку- лиссы. Глухарь играл на северной стороне этой сосны, сидя на толстом суку у самого ствола. Виден был лишь на фоне неба один хвост и то при условии, если смотреть, — прислонившись к сосне, — снизу вверх; никакие обходы сосны не дали мне лучших результатов. Так вот по этому глухарю я отвесил пять выстрелов из винтовки, наводя предварительно мушку на зарю, а затем осторожно подводя ее под хвост к туловищу птицы уж, так сказать, «наизусть», причем после каждого выстрела я аккуратно прятался за сосну и под песню перезаряжал винтовку; все пули шли, очевидно, по сучьям, которыми снизу было защищено все тело глухаря, кроме хвоста; пенье не прекращалось, и только после шестого выстрела глухарь, не окончив песни, полетел, уронив мне на память самое большое перо своего хвоста, отрезанное у основания.

Итак, охотник убил первого в зарю глухаря; если перед выстрелом он услыхал песню другого, играющего неподалеку, то ему следует позаботиться о том, чтобы выстрелом по одному не испугать соседа, и в таком случае, приняв меры против промаха или только ранения, он должен стрелять первого глухаря под песню второго и после падения убитого весь шум по его подъему и уборке производить также под песню второго глухаря. Тогда он получает возможность подходить к нему сейчас же. Нужно заметить все же, что близкое соседство друг к другу играющих глухарей не выгодно охотнику, так как при подходе к одному легко подшуметь другого, и много нужно осторожности и ловкости, чтобы этого избежать; еще хуже дело обстоит, когда глухари и разгар тока сгруживаются так, как я уже говорил выше (10-15 штук в груде): здесь убить хотя бы одного очень мудрено, так как песни отдельных глухарей не слышно, и всегда найдется хоть один, молчащий в момент подхода и прислушивающийся, который заслышит шум и начнет хрюкать подозрительно, а затем слетит и шумом слета заставит и остальных постепенно прекратить игру и прислушаться.

Если позволяет ток, — по количеству глухарей и по условиям подхода, — а также уменье охотника, то за одну зарю последний может убить до 4-х штук, а на больших токах при удаче и больше, так как в хорошую погоду и в разгар токов игра продолжается иногда до 9-ти часов (вообще же глухари в период прилета на ток глухарок остаются с ними часов до 12-ти⁵), но мне кажется, что, не говоря уже о необходимости экономить эту дичь, становящуюся все малочисленнее и малочисленнее, и по другим причинам следовало бы воздержаться от уничтожения количества большего, чем два глухаря в зорю. Прежде всего полезно для размножения продлить период тока, а, во- вторых, — охотничьих переживаний, откровенно говоря, дает совершенно достаточно и один глухарь; кроме того, наконец, приходится думать и о способе доставки до дому убитых глухарей, из которых каждый весит не менее 10-12 и выше, до 15 фунтов; уже два-три глухаря при пешем сообщении с домом заставляют призадуматься. К сожалению, в настоящее время тока обычно зачищаются к концу сезона начисто, и остаются лишь те глухари, которые начинают играть с обманом, с перелетами, или уходят в такие места, в которых обычно им совершенно несвойственно заниматься токованием.

Еще хуже отвратительное разгильдяйство тех несознательных охотников, которые на току бьют маток, доверчиво подпускающих к себе охотника на выстрел, как бы не веря в то, что он способен весной бить будущую мать 6-8 детей, уже носящую внутри себя зародыши некоторых из этих детей.

Скажу еще несколько слов о влиянии погоды на ток. Откровенно говоря, строгой закономерности этого влияния я подметить не мог, несмотря на утверждения Брема, что глухарь очень чуток к перемене погоды. Мне случалась бивать глухарей под песню во время легкого снега, в мелкий дождь, в сильный туман после теплого дождя, в сильнейший ветер, который очень облегчил мне подход, заглушая мои шаги и случайно удачно донеся да моего уха песню двух глухарей, которые и были взяты оба при ярком блеске солнца. По-видимому, все же сильный дождь, метель и сильный холод поздней весной, особенно, если они грозят протянуться надолго, — мешают игре. Во всяком случае мой совет охотникам: никогда не отменять выхода на охоту, — если этот выход накануне охоты, — из-за погоды. Весенняя погода — что женщина: сегодня хмурится — завтра дарит лаской.

Охотиться на току самое лучшее одному; на малых токах или на токах, где глухари играют близко один от другого, охота вдвоем и невозможна; на больших токах с редким расположением певцов можно охотиться вдвоем (лучше не больше) и с обязательным точным распределением участков, чтобы не было подхода к одному глухарю двух охотников.

Период между токами

Я уже сказал, что с исчезновением глухарок с тока для кладки яиц токи ослабевают, причем покидают их сначала старики, а затем уже и молодежь. Самки в это время (конец мая, июнь) уже сидят на гнездах, которые строят обычно в небольшом удалении от места токования, довольно небрежно, ограничиваясь для этого часто лишь готовыми углублениями.

Выбор места для гнезда производится не всегда достаточно остроумно, и потому в период вывода много птицы погибает. Проходя однажды в июне месяце с собакой дорогой через лесосеку в полуверсте от жилья, я нашел глухариное гнездо в пяти шагах от дороги (собака встала по глухарке, которая после моего подхода слетела с гнезда и шагах в 20-30 снова села на землю); гнездо было расположено на открытом месте за небольшой моховой кочкой с гнилым пнем и содержало 7 штук яиц (обычная средняя цифра, максимум же — 10), почти куриного размера, слабо окрашенных в желто-бурый цвет, с коричневыми крапинами. Осторожно уводя от гнезда собаку, я видел, как глухарка немедленно по моем отходе пешком вернулась на гнездо и сразу слилась своим цветом с фоном кочки. Оказалось, что ее окраска была совершенно достаточна для ее защиты от врагов на это лето, так как, осторожно понаведавшись к этому месту через неделю, я около гнезда нашел лишь одни скорлупки, а еще недели через две в том же районе, саженях в 150 от бывшего гнезда, нашел выводок глухарят (правда, в количестве всего пяти штук), которые благополучно и в полном составе затем прожили в этом участке до сезона охоты.

Сидит на лицах глухарка 28-30 дней, в зависимости от погоды, причем холода в период высиживания очень отражаются на его результатах и значительно уменьшают и количество выводков, и самое число особей в отдельных выводках. Первое время сразу после вывода, 10-14 дней, глухарята только бегают, искусно прячась, пока мать отводит врага, нечаянно наткнувшегося на выводок; по истечении 2-х недель птенчики начинают взлетать и садиться на деревья, часто совершенно на виду. Корм их состоит в это время, главным образом, из насекомых и муравьиных яиц. Держатся они по лесосекам, если такие есть в районе гнездования, или около покосов, вернее, на самых покосах, уходя при кормежке (утром и вечером) довольно далеко от кромки. Очень любят глухарята купаться в песке (особенно в жар), и «порховища» (ямки, в которых купались глухарята, и около которых всегда можно найти их перышки) служат хорошим признаком, которыми может руководствоваться охотник при отыскании места своей охоты по выводкам.

Созревшие ягоды земляники, затем черники, и, наконец, брусники, если они есть в районе гнездования, служат следующей сменой корма глухарят, и около них часто охотник и застает птицу в период охоты, особенно когда скосят покосы.

Больших трудов и забот стоит глухарке высидеть и охранить свое потомство от бед и врагов всякого рода, и ревность и заботливость, с какими она выхаживает молодых глухарят, умилительны: кроме хищников, громадную опасность для птицы представляют пожары, особенно в период высиживания, когда свежая трава ешь недостаточно сильна, а старая при благоприятной погоде суха, «как порох». В лето 1920 года, например, — сухое и жаркое, — много птицы погибло в окрестностях Свердловска, и с болью в сердце я однажды смотрел на трупики несчастных глухарят, сгрудившихся в небольшой ямке среди пожарища, не сгоревших, но задохшихся, очевидно, от дыма; лесник в том же году рассказывал мне, что при тушении пожара весной он видел, как глухарка металась на краю горевшего участка, пока не бросилась через огонь, в котором и погибла, — а на сгоревшем участке нашел он и гнездо с испекшимися яйцами.

Самцы глухари во время высиживания и вывода молодых глухарят живут в одиночестве в крепях, где проходит у них период линьки, и где остаются они все лето и начало осени. Такими крепями являются те места, о которых я говорил, перечисляя элементы, необходимые в районе жизни глухаря.

¹Сознательно не датирую точно ни начала токов вообще, ни начала песни глухаря, т.к. они зависят от многих условий: географической широты места, начала наступления весны в данный год, погоды и т.п. По снегу игра начинается поздно, иногда на самом восходе, чем ближе к лету, тем игра начинается все раньше и раньше и в разгар токов первая песня слышится еще в густой темноте.

²По уверению некоторых охотников, повторяемому и Куприным, глухарь не имеет языка. По этому поводу интересна справка Брема: «Язык так неплотно прикреплен в ротовой полости..., что после смерти птицы часто загибается назад и опускается глубоко в горло». (Брем — «Жизнь животных», т. VII).

³Брем приводит авторитетное мнение наблюдателя Вурма о состоянии глухаря на току: «все наблюдения и опыты говорят за то, что даже при самом горячем скирканьи глухарь прекрасно видит, нормально чувствует и владеет всеми своими движениями. Он потому только кажется слепым во время токования на дереве (в меньшей степени во время токования на земле), что при этом вытягивает, обыкновенно, голову вверх и часто задергивает глаза мигательными перепонками. Причины глухоты... заключаются в том, что глухарь во время скирканья (щебетания) очень сильно напрягается..., это напряжение вызывает застой крови в голове, вроде того, какой бывает у человека, закашлявшегося или играющего на трубе. На задней стенке слухового прохода у глухаря свешвается большая набухающая складка. Когда она наполняется кровью, то временно закупоривает слуховой проход; одновременно спереди перед слуховым отверстием продвигается костный отросток, занимающий его. Тот же механизм вступает в действие, и та же глухота наступает, когда глухарь шипит, глядя на лающую под ним собаку или когда бьется с соперником. Как только глухарь закрыл клюв, он снова слышит чрезвычайно тонко». Брем. Жизнь животных. Том VII.

⁴Нерубленная полоса леса, шириной обычно 10 м, смежная с полосами вырубок той же ширины.

⁵Оплодотворение самок глухарь производит на полу, топча их так же, как это делает домашний петух Нужно ли говорить о том, что рассказы о «токовой смоле» или «слюне» которую оставляет на полу самец, а самки подбирают и тем оплодотворяются, — вздор, идущий в разрез с элементами физиологии птицы.

Митяй Пичугин