Любовь к волку

Голые ветки тополей, перехлёстываясь между собой, звенели на резком ветру. Снег поголубел, стал оседать, кое­-где появились проплешины. Да, это была весна. Она опускалась сюда, в долину, с далёких вершин Гималаев. И набеги её с каждым днём становились всё сильнее и увереннее. День пребывал. И в ожидании тепла я стал замечать перемены в характере моей Жальмы, годовалого спаниеля. Из весёлой и ласковой она становилась флегматичной. Часто и преданно смотрела на меня, терлась боком о мой сапог, скулила. Вечером я её выпускал погулять вокруг вагончика. Иногда выходил и сам. Над Таласом загорались звёзды. Одна, другая, третья… Как окна квартир в моём далёком городе. Там у меня осталась жена. Мы были женаты всего два года. Моя командировка подходила к концу. И чем ближе приближался этот день, тем сильнее рвалось моё сердце туда – навстречу единственной и желанной.

С недоступных вершин дул резкий ветер. С привкусом талой воды и чего­то необъяснимого. Звёзды становились ярче, воздух – холоднее. Свистнув Жальму, я возвращался с ней в вагончик. Здесь было тепло, уютно. Я засыпал на топчане, укутавшись рваной овчиной. Жальма лежала у меня в ногах. За окошком звенели голые ветки тополей. Они убаюкивали.

Однажды утром возле вагончика на притоптанном снегу я заметил жёлтые кляксочки. Ночной морозец не дал им расплыться. Я с подозрением посмотрел на Жальму. Она заскулила, завиляла пенёчком хвоста, стала ластиться.

«М­да», – почесал я пятернёй в затылке и почувствовал себя виноватым. Как же я не догадался сразу?.. В Жальме проснулся инстинкт любви. Он искал выхода…

Я пошёл в вагончик приводить в порядок дневник полевых работ, а Жальму оставил погулять: пусть порезвится. Часа через полтора я вышел. Над синими вершинами сияло ослепительное солнце. Я полной грудью вдохнул порцию бодрящего воздуха. Эх, хорошо­то как!.. С хрустом потянулся. Потом посмотрел по сторонам. Где же моя верная спутница? Ни вблизи, ни вокруг её не было видно. Я свистнул. Один раз, другой… Прислушался. Жальма не отозвалась. Я подумал: наверное, она гуляет у ручья возле карагачёвой рощицы. Это было её любимое место. Там она гоняла огнепёрых фазанов, зайцев­толаев. Я решил подождать. Вскипятил чай. Вдоволь попил. Почитал книгу. Время шло, а Жальмы всё не было. Возвращаясь с прогулки, она обычно скреблась передними лапами в дверь вагончика. А тут — тишина.

Я забеспокоился. Снял с гвоздя ТОЗ­34, неизменный спутник в моих скитаниях, засунул в карман полевой куртки горсть патронов и отправился на поиски.

Ни у ручья, ни в рощице Жальмы не оказалось. Это ещё больше усилило мою тревогу. Я свистел, кричал, даже пару раз пальнул в небо… Нет, моя любимица не отзывалась. В полной растерянности и смятении я шёл закрайкой замёрзшего ручья в горы, откуда в весенние дни он берёт весёлый разбег…

И вдруг у седого валуна на мягком снегу с подветренной стороны я увидел следы. Внимательно пригляделся. Это были следы Жальмы. Слегка стушёванные ветром, они резко уходили вправо. Там, по рассказам киргиза­чабана, находилось небольшое горное озеро. У меня никак не находилось времени обследовать его. Что ж, придётся это сделать сейчас.

Я шёл и шёл по еле заметным следам, петляя меж горных валунов. И вскоре тропа действительно привела меня к озеру. Оно находилось ещё под панцирем льда, гладко отполированным ветром. Этот «ледяной кубок» был окаймлён густыми кустами шиповника, ежевики и облепихи… «Вот где осенью рай для фазанов и зайцев­толаев», — подсказал мой охотничий опыт. Но где же, в самом деле, моя проказница?..

– Жальма, Жальма!

Окончание следует.

Еще больше на www.ohotnik.net