Ныряние водоплавающей дичи

Охотникам на водяную дичь иногда приходится наблюдать необычайно упорное стремление птицы остаться на воде, не улетая. Особенно склонны к этому нырки и их сородичи. Птицы эти иногда доводят охотника без собаки до белого каления, то и дело ныряя с такой быстротою, что буквально нет времени прицелиться и ударить. Если прибавить к этому необычайную скорость хода ныряющей утки, то можно будет представить, каких иногда усилий требует маленький нырок, к которому так презрительно относятся господа-охотники за благородной болотной дичью. Не отстает от нырка и гагара (зырянское произношение «гэгэра»).

Хитрая птица эта на расстоянии 150 шагов (и ближе немного) будет спокойно заниматься туалетом и закусывать, как будто не обращая внимания на стоящего на виду охотника, даже и в том случае, если он будет и всячески ее пугать: кричать, махать руками и т. д. А между тем о глупости птицы не может быть и речи. Попробуйте подобраться к ней из-за кустов и вы увидите, какая бездна хитрости в этой плоской, серой голове! Стоит гагаре увидать конец вашей шапки, услышать щелканье взводимого курка, — и ее уже нет. Точно кто дернул ее снизу, спасая от гибели, — до того быстро исчезает она под водою. Нырнет и через минуту-другую выйдет за несколько десятков сажен. Не угодно ли опять подойти!

Обходить недалеко, и вы пускаетесь со всех ног в погоню за птицей. Не бойтесь, она не улетит от вас. И новичок частенько подлетает, возбужденный, к самой воде. Подбежит, взведет дрожащею рукою непослушный курок, но бить уже некого. Птица опять нырнула и вышла на том самом месте, откуда вы только что ее согнали.

И вот начинается уморительная «петрушка». Охотник, зачастую побросавши все лишнее, носится из стороны в сторону по берегу, а дьявольская птица все ныряет и ныряет, не давая возможности даже поднять ружье, но и не улетая.

Если же и удается второпях выстрелить, то положение не меняется. Почти всегда случается промах и гагара уходит под воду с новым жаром.

Точно так же и нырки иногда упорно не хотят взлететь, хотя видно, что появление человека их тревожит. И так же, как и гагара, нырок, недавно опустившийся на воду, взлетит скорее, чем тот, который уже нырял до вашего появления.

Долго не мог я понять причины такого странного поведения птиц, будучи уверен, что заново прилетевшая утка, как более голодная, в общем, должна бы неохотнее вновь подниматься, чем утка уже поевшая. И однако на деле этого не замечается.

Необходимость заставила меня охотиться без собаки, и я всегда хожу один. Поэтому приходится иногда наблюдать такие явления, каких при наличии собаки видеть не пришлось бы.

Охотники без труда могут убедиться, что утка, ныряя, идет быстрее, чем плывя по поверхности. Обстоятельство, на первый взгляд, совершенно непонятное. Тотчас же приходит на ум сравнение судна с подводной лодкой и т. п. примеры. Еще недавно, не будучи в силах понять это явление, я объяснял его ошибкой, думая, что это кажущаяся быстрота. Но практика истекшего сезона открылся мне глаза.

Несколько раз случалось видеть, как тяжело раненые нырки выползали на берег, но не допускали меня близко и вновь начинали нырять. Но какое уже нырянье со свинцом в теле? Птица не может уйти в глубь и скоро выходит на поверхность, где новый выстрел прекращает ее напрасные усилия.

При этом я невольно обратил внимание на то, что, когда нырок идет под водою, он кажется пегим, чего никогда не заметно, кроме как на лету. Разгадка была недалеко. Еще один-другой случай, и я убедился, что ныряющая утка работает под водою крыльями, а отнюдь не одними только лапами. Даже раненый кулик, никогда не плавающий в обычном состоянии, а тем не менее ныряющий (хотя некоторые мелкие кулички плавают отлично, напоминая миниатюрных чаек), увидя подходящего к нему стрелка, начинает нырять, причем отчетливо на мелкой воде видно, как он взмахивает крыльями и двигается довольно быстро, тогда как плывет он по верху очень тихо.

Убедившись в роли крыльев, я понял, почему так неохотно взлетает долго нырявшая гагара (или нырок) и почему летит она сначала с большим трудом, волоча туловище по воде. Она знает, конечно, что намокшие при нырянии крылья будут плохо работать, и предпочитает нырять до тех пор, пока близкая опасность не заставит ее взлететь.

Что же касается того обстоятельства, что гоголь не летит до смерти (как это описано у С. Т. Аксакова), то мне думается теперь, что он просто не успевал взлететь, слишком уж торопились его убить; а если бы у тогдашних охотников было побольше желания добиться взлета, то, рано или поздно, все-таки случилось бы то, чего никогда не видал С. Т. Аксаков. Гоголь, не имея возможности отделаться нырянием, поднялся бы и полетел, не думая о том, что его убьют в лете. Вряд ли, вообще, допустимо предположение, что птица знает о ружьях и о невыгодности для нее положения на лету. Просто думает дождаться того момента, когда враги устанут ее пугать и оставят в покое (что, вероятно, и бывает очень часто?), и не хочет лететь на мокрых, и без того жалких маленьких крыльях. Взлетевши же, не уступает в быстроте полета другим уткам именно потому, что от быстрого движения крылья очень скоро просыхают. Теперь для меня понятно, почему птица с разбитым крылом не может идти под водою, куда хочет. Здоровое крыло, с силою загребая воду, несет утку в сторону разбитого крыла, которое только мешает. А на одних лапах недалеко уйдешь!

Евгений В.